נורא דליבא היא תנועה ציבורית המאגדת אנשים איכפתיים שוחרי אמת
בס"ד
Раздел начинается родословием и заканчивается родословием. Вначале идет родословная Ицхака, сына Авраама: «Авраам породил Ицхака» (казалось бы, это излишне: если уже сказано, что Ицхак сын Авраама», не значит ли это, что «Авраам породил Ицхака»?!), за которой следует родословная его жены - «Ривка, дочь Бетуэля, арамейца из Падан Арама, сестры Лавана арамейца». Слово «арамеец» кажется лишним, потому что уже написано «из Падана Арама», поэтому, конечно, и Бетуэль, и его сын Лаван - арамейцы, почему же слово «арамеец» повторяется дважды? И почему Нахор, брат Авраама, здесь не упоминается?
В отличие от этого, в предыдущем разделе родословная Ривки была доведена до Нахора, с другой стороны, там не подчеркивалось, что она сестра Лавана: возможно, потому что когда дело доходит до сватовства, родственная связь с дедом важнее, чем с братом. А в конце раздела вновь перечисляются родственные связи Ривки: «И Ицхак послал Яакова, и он пошёл в Падан-Арам к Лавану, сыну Бетуэля арамейца, брату Ривки, матери Эсава и Яакова». Нахор здесь больше не упоминается, а Лаван появляется словно в тени своей сестры Ривки, матери Яакова и Эсава, между тем в начале главы она была в его тени – «сестра Лавана а. А завершается раздел родословием дочери Ишмаэля: «И пошел Эсав к Ишмаэлю и взял Махалат, дочь Ишмаэля, сына Авраама сестру Невайота, сверх жен своих себе в жены» (снова дочь в тени своего брата – Невайота). Но там родословие доводится ещё дальше – до деда, Авраама, чего нет в родословии Ривки, где не упоминается дед её Нахор. Таким образом, возникает впечатление, что акцент в этом разделе поставлен на теме братства. Эсав и Яаков - братья, Ривка и Лаван - сестра и брат, также как Махалат и Невайот: они влияют друг на друга, и их взаимоотношения отражаются на их детях.
В родословии Ривки повторяется слово «арамеец» («арами»). Трудно не заметить, что при перестановке его букв получается – слово «лжец» («рамай»). Это же слово повторяется и в конце раздела, когда Яаков идёт к Лавану арамейцу. Безусловно в разделе бросается в глаза тема лжи и обмана. Эсав живет обманом («ибо добыча в устах его»), но в разделе обманывает еще и Ицхак в истории с Авимелехом («Как же ты сказал, что она твоя сестра?»), и Яаков («Брат твой пришел обманом и взял твое благословение»). Она занимает центральное место и в следующем разделе, когда Яаков встречает Лавана, который обманывает его на каждом шагу, как в отношении его дочерей, так и в его стадах, а Эсав в конце нашей главы берет в жены дочь Ишмаэля, чтобы показаться праведником в глазах своего отца. В повествовании о переходе права первородства от Эсава к Яакову Писание также прибегает к словам-«перевёртышам»: рассказ заканчивается благословением, которое Яаков забрал у Эсава: благословение ("браха") и первородство ("бехора") связаны друг с другом и проистекают друг из друга.
Дихотомия, лежащая в основе нарратива в этом разделе, задается уже первыми его стихами, повествующими о родословии Ицхака и Ривки - «А вот порождения Ицхака, сына Авраама. Авраам породил Ицхака» - казалось бы, порождение Ицхака - это Яаков и Эсав, а не «Авраам породил Ицхака»? Но для того, чтобы понять, чему дал начало Ицхак, надо отметить, что Авраам, олицетворение меры милосердия ("Хесед") породил Ицхака, воплощающего в себе меру богобоязненности и самоограничения (Бог назван "страхом Ицхака"): неограниченная ничем жажда давать другим приводит к оскудеванию ресурсов и появлению рамок.
С другой стороны, Ривке также присуща мера милосердия, что провилось в описанном в предыдущем разделе испытании у колодца. Союз Ицхака и Ривки привел к рождению Яакова, который, с одной стороны, был чистосердечным человеком, «живущим в шатрах» до семидесяти семи лет - как и его отец Ицхак, олицетворение меры богобоязненности и самоограничения, а с другой стороны, унаследовал от своей матери способность иметь дело с такими лжецами, как Эсав и Лаван. Так, в возрасте семидесяти семи лет Яаков покидает шатер и с большим успехом действует в материальном мире.
В Яакове провляется мера «великолепия» ("Тиферет"), сочетающая в себе милосердие и самоограничение ("Хесед" и "Гвура"), сам же он словно воплощает в себе стремление к истине и внутреннюю цельность, как сказано: «Ты явишь истину Яакову» (Миха 7:20). Он был вынужден неоднократно прибегать ко лжи, но, тем не менее, ему присуще стремелние к истине, потому что ложь была для него лишь инструментом для борьбы с злодеями и не проникала в глубину его души, как говорится – «С чистым поступаешь Ты по чистоте его, а с хитрецом лукавишь» (Псалмы, 18:27).
На протяжении двадцати лет, прошедших со времени женитьбы, Ицхак просил Всевышнего за свою бесплодную жену, но Писание не говорит, что Ривка и сама молилась о детях. Между тем, впоследствии, когда молитва была услышала, и она забеременела двойней, она обратилась к Господу из-за того, что близнецы толкались у нее во чреве. Почему же она не делала этого раньше, полностью возлагая бремя молитвы на одного Ицхака? Ведь Всевышний отзывается и отвечает ей; более того, Он говорит с ней еще до того, как впервые обращается к Ицхаку: первое упомянутое в Торе обращение Бога к Ицахаку произошло уже после смерти Авраама, когда сыновьям Ицхака было уже по пятнадцать лет (Всевышний остерег его не переселяться в Египет во время голода). То есть, Всевышний говорит с дочерью Бетуэля-арамеянина, сестрой Лавана-арамеянина, раньше, чем с сыном Авраама. В сущности, Ривка – единственная женщина, о которой в Танахе сказано, что Всевышний говорил с ней напрямую (к Хаве и Мирьям Он обращался только в связи с наказанием, а с Агарью и матерью Шимшона говорил не Сам, а при посредстве ангела) – «и сказал ей Господь». Тем больше напрашивается вопрос – почему же Ривка не молилась о детях раньше, все те двадцать лет, что была бесплодной? Ведь для женщины это куда тяжелее, чем младенцы, толкающиеся в утробе.
Можно объяснить это, вернувшись к началу раздела, где говорится о происхождении Ривки, о ее близких родственниках-обманщиках. Вероятно, она боялась, что ее сыновья станут похожими на своего дядю, Лавана – обманщика (что и произошло с Эсавом). Подобно царю Хизкии, который пророчески узрел, что от него должен произойти злодей Менаше, и избегал супружеской близости, Ривка боялась просить о детях, чтобы они не стали злодеями. Но Ицхак, которому эти страхи были чужды, ведь он никогда в жизни не встречал ни Лавана, ни Бетуэля, мечтал о потомстве и молил о нем Господа. И потом, когда Яаков и Эсав родились и выросли, «померкли глаза его», чтобы не видеть истинный характер Эсава, оберегая святость и чистоту его души, которой не должны касаться даже мысли о возможности злодейства.
Поэтому, когда Ривка беременеет, и сыновья толкаются в ее утробе, усиливаются ее опасения, что они вырастут беспутными, и может быть, было ошибкой упорно молить о детях. Она говорит: «Если так, зачем же я?», - и ее слова можно прочитать как "зачем этот (плод) я?": быть может, ее опасения перед беременностью были оправданы, и в ее детях возобладают те порочные свойства, что присущи ее родне. Она идет вопросить Господа, ищет ответа, как сказано «вопросил я Господа и Он ответил мне» (Псалмы 34). Здесь опять проявляется активный характер Ривки, о котором мы говорили в предыдущем разделе – она не ждет развития событий, а проявляет инициативу.
В Танахе мы не встречаем более ни одной женщины, которая бы, подобно Ривке, шла вопросить Господа и требовать ответа на свои вопросы. И Господь отвечает ей, что ее опасения верны, но только частично: «Два народа во чреве твоем… и народ народа сильнее будет, и больший будет служить младшему».
Итак, молитва Ицхака была услышана, но и опасения Ривки подтвердились – один из сыновей будет праведником, а другой злодеем, «и больший будет служить младшему». Не сказано «старый будет служить молодому», потому что здесь «молодой» - это не младший по возрасту, ведь близнецы – ровесники, но «молодой, младший» - «цаир» от слова «мацэр» - «малый, малочисленный», («Вот, сей город… и он мал» (Берешит 19), или от корня «цаар» - «горе, огорчать». То есть, многие будут служить немногим или тем, которые огорчают их о слове Божьем. Но, возможно, и наоборот, ведь на иврите слова «больший будет служить младшему» можно понимать и так, что меньший будет служить большему, потому что на иврите порядок слов в предложении может меняться; например, сказанное: как «камень точит вода» (Иов 19), - означает, что вода стачивает камни, а не наоборот. Таким образом, фраза про Яакова и Эсава может быть истолкована двояко и на протяжении истории получит самые диаметральные воплощения: то, кто из них станет служить другому, будет зависеть от действий Яакова. О том же говорит Ицхак, благословляя Эсава – «И мечом твоим ты будешь жить, и брату своему будешь служить; но когда вознегодуешь, то свергнешь иго его ты со своей шеи».
О рождении Эсав сказано: «И вышел первый: красный, весь как плащ волосатый; и нарекли ему имя Эсав» - от слова «асуй» - «сделанный, завершенный», как взрослый человек, и так Эсава называют все окружающие, а не только родители. Но когда рождается Яаков – «держась рукою за пяту Эсава; и наречено ему имя Яаков». Здесь не сказано, кто дает имя Яакову, его отец Ицхак или Всевышний. Непонятно, почему бы не назвать его «Окев» - «обходящий, обгоняющий», ведь он уже родился, держась за пятку ("акев") брата, почему он именуется глаголом в будущем времени – «Яаков» - «он обойдет, обгонит»?
«И стал Эсав человеком, сведущим в звероловстве, человеком поля; а Яаков — человеком беспорочным, живущим в шатрах. И Ицхак любил Эсава, потому что дичь его была ему по вкусу; а Ривка любила Яакова».
Ицхак, полностъю поглощенный миром духа, любит сына, который целиком и полностью является человеком действия, а деятельная практичная Ривка любит второго сына — человека, отличающегося своим духовным складом. Это продолжение тех противоречий, о которых мы говорили выше.
Но больше всего обращает на себя внимание противостояние двух братьев, Эсава и Яакова. Их описание напоминает нам о самых первых братьях, Каине и Авеле. Каин назван земледельцем («овед а-адама»), между тем слово «адама» — «земля» — происходит из того же корня, что «адмони» — «красный», и это — цвет Эсава: «И вышел первый, красный… и нарекли ему имя Эсав»).
Эта упоминание красного цвета проходит через всю историю об Эсаве. Впервые мы сталкиваемся с ним сразу после рассказа о его появлении на свет; потом повзрослевший Эсав просит поесть «этого красного, красного» («адом, адом»), за что нарекается этим словом — Эдом, которое становится его вторым именем: «Поэтому дано было ему прозвание Эдом». После упоминания о цвете новорождённого Эсава назван другой его характерный признак: «весь, как плащ, волосатый» («саир»). Место проживания взрослого Эйсава — гора Сеир, и руки его «волосаты, как у козла» («козёл» на иврите — «саир»). В этом стихе проводится параллель с теми двумя козлами, которых используют для обряда искупления в Йом-Кипур: один «козёл для Господа» (в данном случае подразумевается Яаков, который надел козлиную шкуру для того, чтоб отец принял его за Эсава), а второй — «козёл для Азазеля» (аллегория, указывающая на Эсава, от которого произошли Амалек и его ангел-покровитель, источник духовной нечистоты. В книге «Ваикра» содержится запрет приносить жертвы козлам – видимо, такие языческие обряды практиковалась в древнем Египте.
Эсаву противопоставлен Яаков — беспорочный, прямодушный человек, живущий в шатрах. Он подобен Авелю. Про Авеля сказано, что он был пастухом, между тем связь между пастухами и жителями шатров установлена в стихе: «И родила Ада Явала; он был отец живущих в шатрах со стадами» (Берешит, 4:20) .Оба, Каин и Авель, принесли дары Всевышнему: Каин — из плодов земли, а Авель — из первенцев домашнего скота и из их тука. Всевышний принял дар Авеля, а на жертвы Каина не обратил внимания. Ключевые, решающие понятия этого рассказа — первенцы и приобретение, лежашее в основе имени Каин. Впоследствии Каин убил Авеля, когда они "были в поле" (Берешит. 4:8).
Можно указать на ряд концептуальных и структурных параллелей между историей Каина и Эвеля и рассказом про Эсава и Яакова. В нашем разделе Эсав отправляется в поле, чтобы принести своё подношение отцу, а Яаков приходит к своему отцу с кушаньем, приготовленным из домашнего скота, и со своим правом — первородством, правом первенца, приобретенным у Эсава. Ицхак благосклонно принимает подношение Яакова, но не Эсава, который опаздывает со своим даром. Из-за этого Эсав заявляет о намерении убить брата — подобно тому, как Каин убил Авеля. Но в нашем разделе на помощь приходит мать братьев, Ривка, и Яакову проиходится, чтобы не погибнуть, бежать в Арам Наараим. Для того, чтоб избежать судьбы Авеля, он вынужден, подобно Каину, быть изгнанным из родных мест и скитаться.
Каин не потрудился принести в дар Всевышнему первые плоды своей земли, в отличие от Авеля, принесшего в жертву первенцев из своего скота. Эсав пренебрёг правом первородства, продав его за чечевичную похлёбку, красную, как он сам. Поэтому Эсав лишился благословения, право на которое проистекает из права первородства; Яаков, сознававший ценность и значение первородства, получил благослословение.
«И сварил Яаков кушанье». Один из синонимов, означающий приготовление пищи, который Тора выбирает в данном случае из множества других — слово «язэд». Оно напоминает слово — «задон», означающее умышленный проступок, злоумышление.
Действительно, на этот раз Яаков переступает через собственную чистоту и кротость и совершает сознательный обман — во имя высшей цели. Он по-прежнему держится за пяту Эсава, как это было при их рождении, удерживая и обманывая брата, которому их отец оказывает предпочтение, потому что «дичь его была ему по вкусу».
Так же, как Эсав обманывает отца, Яаков прибегает к уловкам, чтоб помешать Эсаву получить первородства и затем — благословения. Он «держит его за пяту», поспевая первым, готовит ему похлёбку, чтоб купить у него первородство. Всё это Яаков делает ради высокой цели — ради получения права первородства, которое станет источником благословения для его потомства во всех поколениях. Ради этой цели Яаков готов превозмочь собственное прямодушие и врождённую тягу к правде. Его личное испытание заключается в том, чтобы доказать: та правдивость, которой он отличается — не простое следствие его естественных склонностей, а сознательный выбор — желание следовать законам Всевышнего. Поэтому, когда по воле Всевышнего, следует превозмочь его тягу к правде, он должен пройти это испытание. Так Авраам во время своих десяти испытаний должен был, по велению Всевышнего, преодолеть своё врождённое милосердие.
Поэтому имя «Яаков» в переводе с иврита имеет форму глагола будущего времени: «будет следовать» и «обойдёт». Это будущее время как будто обещает, что, несмотря на те качества Яакова, о которых нам рассказывается в данный момент, в будущем он окажется способен на совершенно неожиданные слова и поступки. Сейчас он, следуя своим естественным склонностям, кроток и простосердечен, но если от него потребуется обойти Эсава и Лавана — то он «яаков» — обойдёт!
Эсав жалуется на брата: «Не потому ли зовут его Яаков, что он облукавил меня уже два раза?» Но в будущем Яаков получит ещё два имени — Израиль и Йешурун. Оба этих словах имеет тот же корень, что слово «йашар» — прямой, честный, антоним слову «иква» — уловка, обходной маневр.
Когда герои нашего раздела, которые противопоставляются друг другу по своим духовным качествам, выражают сходную мысль или чувство, они прибегают к разному способу выражения. Таким образом, слова, которые ими выбираются, в значительной степени характеризуют их самих. Когда Ривка, измученная борьбой двух ещё не рождённых младенцев в её утробе, спрашивает, зачем ей дано такое испытание, она для выражения сомнения пользуется словом «анохи» — «я», от которого происходит слово «анохиют» — «эгоизм». Сопряжённое со словом «зачем», оно звучит как отрицание постоянного стремления брать, получать для тебя, ставить себя в центр происходящего. Дословно её вопрос звучит: «зачем же я?»
В противоположность Ривке, Эсав, говоря о своём первородстве, спрашивает: «Зачем же мне первородство?» Тот же самый вопрос задан в иной форме. И сам вопрос Эсава означает совсем иное — отказ от своего предназначения, важность которого меряется единственным критерием — нужно ли это «мне», «для меня». С таким подходом благословение оказывается действительно ненужным для Эсава, которому намного важнее сиюминутное. Зачем первородство, какой прок от духовных ценностей, если нужно жить здесь и сейчас, и можно немедленно получить то, чего больше всего хочется в этот момент. Просьба «Дай мне поесть...» сопровождается словом «на», обычно придающим глаголу просительный оттенок или усиливающий просьбу. Кроме этого значения, частица «на» также является самостоятельным словом, имеющим два значения - «сырое» и «сейчас». Подобно тому, как голодный человек готов есть сырое мясо немедленно, чтобы не ждать, пока приготовится «это красное, красное» — так любое эгоистическое нетерпение (получить желаемое любой ценой!) не выносит промедления.
Эсав, в отличие от Ривки и Яакова, выбрал эгоизм, медлить и терпеть он не может.
Поэтому Эсав, говоря: «Я устал», использует всё это же слово «анохи», которое означает и «я», и «эгоистичный». «Мой эгоизм утомлён, он требует немедленного подкрепления, неважно, каким образом, пусть это будет за счёт этих непонятных духовных ценностей — первородства и благословения».
Таким образом, Эсав живет настощим моментом. Он не думает о будущем, и поэтому задумывается о пользе от благоловений и первородства только, когда это становится актуальным. Тогда он начинает предъявлять претензии: "Первородство мое он взял, и вот теперь взял благословение мое". Точно также, ощущая страшный голод, он не пытается сам приготовить себе еду, но требует, чтобы его накормили, напичкали едой, как животное, не пытаясь даже узнать, что это за красная похлебка и из чего она сварена. Его потребности требуют немедленного удовлетворения.
Яаков являет собой полную противоположность Эсаву. Он мог с безграничным терпением дожидаться, пока пройдут семь лет работы за Рахель, он умеет откладывать удовлетворение своих желаний, если того требует ситуация, и просчитывать резльтаты свои поступков намного вперед. Так в нашем разделе он приобретает первородство за несколько десятков лет до появления возможности извлечь пользу из этого приобретения – получить благословения. Эсаву всю жизнь не терпится; поэтому он даже первым выходит из материнского чрева. Яаков следует за ним, держась за его пяту. Это продолжается всю жизнь. Яаков следует за Эсавом по пятам, терпеливо дожидаясь своего часа и ошибки Эсава.
Авраам умирает, когда Ицхаку исполнилось 75 лет. Тогда Господь впервые открывается Ицхаку – в точности в том же возрасте, в каком был Авраам, когда Всевышний впервые обратился к нему. Ицхак сталкивается с голодом в стране в том же возрасте, в каком оказался в аналогичной ситуации Авраам. Однако если Аврааму Бог говорит "иди", к Ицхаку Он обращается с повелением: "Поселись в земле.... Поживи в этой земле". Ицхак остается в стране Израиля и поселяется в Гераре. В возрасте 75 лет Авраам получает повеление оставить свою семью и переселиться в страну Ханаан. Это тяжело милосердному человеку, для которого семейные связи имеют значение. С этого начинается ряд испытаний, которые призваны выяснить, является ли милосердие Авраама исключительно чертой характера или результатом сознательного выбора. Поэтому от него требуется совершать действия, противоречащие его естественной склонности к милосердию. Точно так же Ицхак в том же возрасте подвергается испытаниям, призванным прояснить характер присущей ему склонности к богобоязненности и самоограничению. Вся его жизнь до этого протекала в тесном круге семьи, он был склонен к уединению и практически не контактировал с окруждающими народами. Сейчас от него требуется поселиться в Гераре (правда, то были филистимляне, а не ханаанейцы, но для Ицхака и это являлось испытанием), столкнуться с враждебной средой и развить в себе новые качества.
В самом деле, сразу же по прибытию в Герар огн отвечает на вопрос о своей жене: "Она сестра моя". Как мы объясняли, Ривка, несмотря на свой сильный характер, полностью подчиняется Ицхаку, буквально трепеща перед ним. Это началось с их первой встречи, когда она, увидев его, упала с верблюда. По прошествии долгого времени жизни в Гераре Ицхак постепенно развивает социальные навыки и приспосабливается к среде. В Гераре он воплощает в жизнь потенциал своего имени, буквально означающего "засмеется" – смеется, или играет с Ривкой (Берешит, 26:8). Это завершает его трансформацию. Ицхаку удается преодолеть свой характер и развить в себе качество милоердия, требующее умения контактировать с окружающим миром, подобно тому, как Аврааму пришлось научиться преодолевать присущее ему чувство милосердия, ради исполнения Божьей воли.
Если до этого Ицхак жил за счет имущества, оставленного ему отцом, которй занимался в основном скотоводством, теперь он начинает обрабатывать землю. Все его начинания имеют огромный успех: "И сеял Ицхак в земле той и получил в тот год во сто крат. И стал великим сей человек, и возвеличивался больше и больше" . А когда филистимляне стали завидовать ему и их царь Авимелех потребовал от него покинуть их землю ("Уйди от нас ибо ты гораздо сильнее нас"), Ицхак переселяется в долину Герарскую и восстанавливает там три колодца, которые некогда были выкопаны его отцом, но затем завалены филистимлянами. Это является символическим выражением завершения процесса внутренней трансформации, поскольку вода – знак милосердия.
Ицхак выкапывает еще три колодца, а затем переселяется в Беэр-Шеву – в те края, где когда-то жил вместе с Авраамом. Ихцак внутренне изменился и, став человеком милосердия, показал, что присущее ему стремление к уединению и самоограничению является результатом сознательного выбора и не порабощает его, полностью направляя его поступки. Тогда Гоподь открывается ему и благословляет его – на сей раз не просто как сына Авраама, как то было во время прошлого откровения, но ради его собственных достижений. Именно тогда Ицхак воздвигает в Беэр-Шеве алтарь и призывает имя Господа. Авраам не строил алтари в стране филистимлян, поскольку его миссия состояла в жизни среди ханаанейцев, чье общество пало гораздо более низко и погрязло в тяжких грехах. Поэтому он устанавливал жертвенники в Шхеме, Бейт-Эле, Хеврона и на горе Мория. Но для Ицхака, выросшего в уединении и почти не контактирующего с окружающем миром, филистимляне были не меньшим испытанием, чем ханаанейцы для Авраама, поэтому он построил жертвенник в стране филистимлян, там где Авраам только посадил тамариск (Берешит, 21:33), призвав имя Господа. Затем Ицхак выкапывает там еще один, седьмой, колодец, и данное Авраамом тому месту имя Беэр-Шева - "колодец клятвы", по клятве принесенной Авраамом и Авимелехом, - получает новое згначение: "колодец семи". Название, данное Авраамом, не привилось, так же как и распался заключенный им с Авимелехом союз, и его сын был изгнан из Герара, однако название, данное Ицхаком сохранилось в веках: "Посему имя городу тому Беэр-Шева до сего дня".
В результате Авимелех предпочел помириться с Ицхаком, заключив союз и с ним. Они приносят взаимные клятвы в Беэр-Шеве однако Ицхак, наученный горьким опытом, не полагается на царские посулы. Поэтому он заново называет то место Беэр-Шевой – не из-за клятвы ("ШВуА"), но в соответствии с семью ("ШеВА") атрибутами, котрыми был сотворен мир (см. об этом в комментарии к разделу "Берешит").
Теперь Ицхак уже осознает недостатки своего сына Эсава, поскольку, обретя качество милосердия, он научился распознавать в людях отрицательные качества, - как это было в Гераре. Поэтому , когда Эсав женится на хеттийках (видимо, из хеттийцев, проживавших в Хевроне – тех, что продали Аврааму пещеру Махпела), в возрасте сорока лет, том же, что и его отец, это уже не вводит Ицхака в заблуждение: женитьба Эсава огорчает Ицхака и Ривку, причем Ицхак назван первым, несмотря на то, что речь идет о его любимом сыне.
Но как же можно объяснить, что Ицхак, когда он состарился и зрение его померкло, решает благословить именно Эсава, а не Яакова? Ведь он уже понял, что Эсав не станет его преемником; как же он благословляет его быть «господином твоему брату, и сыновья матери твоей поклонятся тебе», - ведь таким образом он обрекает народ Израиля на вечное подчинение Эдому?
Для ответа на этот вопрос вернемся к началу раздела, к параллели между Эсавом и Яаковом, с одной стороны, и Каином и Авелем, с другой. Всевышний не принял жертвы Каина, однако только с ним Он говорил и только его вразумлял: «И сказал Господь Каину: ... если станешь лучше, прощен будешь, а если не станешь лучше, то у входа грех лежит» (Берешит 4:6-7); а с Авелем вообще не говорил. Из этого следует, что именно Каин, земледелец, занимающийся низменным трудом – обработкой земли, мог улучшить свою природу («если станешь лучше»), и в этом случае он бы поднялся выше Авеля, - ведь чем больше желание получать, тем сильнее окажутся самоотдача и способность давать, если только удастся обратить его на исполнение Божьей воли и на благо другим. Именно от Каина могло ожидаться большее, и поэтому именно с ним говорил Всевышний, чтобы его исправить его. Если бы Каин вернулся на путь истинный, его исправленные пороки обернулись бы духовными достижениями, и он достиг бы более высокого уровня,чем Авель, который от природы стремился к духовности и поэтому не подвергался столь тяжелому испытанию.
Так же рассуждал Ицхак: именно Эсав, если преодолеет свои низменные наклонности, поднимется на более высокую ступень, чем Яаков, и поэтому Ицхак предоставляет Эсаву возможность исправиться. Пусть исполнит заповедь почитания отца и приготовит ему угощение, освятив тем самым свое занятие охотника: он станет охотиться не для самого себя, а для отца и таким образом превратит свое желание получать в готовность отдавать. В результате он станет пригодным для получения благословения и сможет стать преемником Ицхака и Авраама, которые также преодолели свою природу и естественные наклонности. В то же время Яаков, человек беспорочный, не обуреваемый страстями, напоминал Ицхаку Авеля, которому не было суждено пройти тяжелое испытание и который не оставил после себя ничего. Когда Яаков, притворившись Эсавом, приходит за благословением, Ицхак говорит: «Голос – голос Яакова, а руки – руки Эсава», полагая, что перед ним Эсав, выдержавший испытание, и поэтому, хотя наружная сторона его осталась прежней («руки Эсава»), характер («голос») изменился, это более высокая ступень, нежели высокая духовность, стремление к которой присуще человеку изначально и ради достижения которой ему не приходится преодолевать свою физическую природу.
Но Ривка знала, что Эсаву свойственно лицемерие и он вовсе не намерен исправляться, и все его поведение по отношению к Ицхаку – это фальшь. Она лучше разбиралась в подобных качествах, поскольку выросла среди обманщиков. Ривка была уверена, что трудное испытание предназначено именно Яакову: он должен преодолеть свою прирожденную правдивость. Она, праведница, выросшая в доме мошенников и лицемеров, хорошо понимала, как тяжело это испытание – правдивому, честному Яакову идти на обман, притворяться ради благой высшей цели. Она знала, что это испытание освятит внутреннее стремление к истине, неизменно характеризующее Яакова. А когда Ицхак, в конце концов, раскроет обман, он поймет, что недооценивал Яакова и что тому предназначено испытание, еще более трудное, чем Эсаву: ведь честному человеку обмануть еще труднее, чем мошеннику – на короткое время повести себя честно.
Когда Ицхаку стало ясно, что он ошибся, и Яаков притворился Эсавом, его охватил сильный трепет, он понял, что все время ошибался в Яакове, и вместо того, чтобы проклясть его за обман, сказал Эсаву – «Пусть же будет он благословен». А когда Эсав «возопил воплем великим и горьким до чрезвычайности» и попросил ему тоже дать благословение, Ицхак ответил: «Пришел брат твой с обманом и взял благословение твое» - то есть Яакову полагалось благословение за обман, доказавший, что он является правдивым человеком не только по своей природе, но и из-за осознанного выбора, и поэтому способен преодолеть своё врожденное стремление к правде и пойти на ложь во имя Небес. Ицхак также преодолел свойственную ему склонность к уединению и самоограничению, когда в этом была необходимость. И именно благодаря тому, что праотцы смогли сверхчеловеческими усилиями полностью изменить свою натуру, они были избраны стать опорой "Божественной Колесницы" – «ножками» Престола Всевышнего, основой Его присутствия в этом мире.
И поэтому, когда Ривка говорит Ицхаку: «Надоела мне жизнь из-за дочерей хеттийских; если Яаков возьмет жену из дочерей хэтийских, как эти … то к чему мне жизнь?» (н не сообщает ему, что Эсав хочет убить Яакова), Ицхак зовёт Яакова и благословляет его (не напоминает об обмане, не обвиняет его, а, напротив, благословляет), повелевая, как когда-то Авраам повелел своему рабу, не брать жену из дочерей ханаанских - «Встань, пойди в Падан-Арам, в дом Бетуэля, отца матери твоей, и возьми себе оттуда жену из дочерей Лавана, брата матери твоей» - поскольку ты способен обманом справиться с обманщиками, пойди и возьми себе жену, выросшую среди обманщиков и оставшуюся праведницей, подобную Ривке, выросшей в семье обманщиков. Ицхак подчеркивает – «отца матери твоей», «брата матери твоей», поскольку именно Ривка доказала, что из такой семьи может выйти праведница, имеющая опыт противостояния злодеям. Ведь сам Ицхак, выросший среди праведников, чуть не ошибся в том, кому именно, Яакову или Эсаву, следует передать благословение Авраама – «И да даст тебе благословение Авраама, тебе и потомству твоему с тобою, чтобы тебе наследовать землю пребывания твоего, которую Б-г дал Аврааму» - и едва не благословил Эсава, не достойного этой миссии.
Сказанное, что Яаков отправился к «Лавану, сыну Бетуэля арамейца, брату Ривки, матери Яакова и Эсава», показвает, что Лаван словно отодвинулся на второй план по сравнению со своей сестрой Ривкой, матерью Яакова и Эсава (Яков предшествует Эсаву), после того как она родила Яакова. А в начале этого раздела про Ривку было сказано - «сестра Лавана арамейца» - то есть до рождения Яакова ее способность полностью победить те пороки, которые столь наглядно воплотились в ее брате, не была доказана, так как у неё могли родиться дети, такие же, как её брат.
Далее говорится о дополнительной ошибке, сделанной Эсавом – вместо того, чтобы развестись со своими ханаанскими женами, которые были «противны глазам Ицхака, отца его», он идет к Ишмаэлю и берет «Махалат, дочь Ишмаэля … сестру Невайота, сверх жен своих себе в жены». Даже когда Эсав действительно хочет сделать что-то хорошее в глазах отца, его действия извращают его намерения. Ему следовало бы развестись с предыдущими женами, и взять себе новую жену из дочерей Лавана, но вместо этого он берет себе еще одну жену из дочерей Ишмаэля. Если бы Ицхак считал, что дочери Ишмаэля достойны стать женами его сыновей, то он отправил бы Яакова к дочерям Ишмаэля. Эсав поспешил и, вместо того чтобы отправиться в долгий путь, ведущий в Арам Наараим, предпочел взять жену из близлежащей местности. Этим он доказал свою нетерпеливость, уже проявившуюся ранее при продаже первородства. Но чем же была плоха дочь Ишмаэля, который к тому моменту уже раскаялся и изменил свое отношение к Ицхаку? Она была сестрой Невайота, не являвшегося праведником.
То, чего не удалось Эсаву, смог совершить Давид. Оба они названы красными - про Эсава сказано: «И вышел первый весь красный», - а про Давида написано: «Красноватый, с красивыми глазами» (Шмуэль I, 16). Оба они родились под знаком Марса, а у родившихся под этим знаком есть склонность к кровопролитию. Но, в отличие от Эсава, Давид сумел преодолеть свою природную склонность и использовать её только для войн Бога с врагами Израиля, но не для достижения личных целей (Это доказывается случаем с Шаулем, преследовавшим Давида и желавшим его уничтожить. Когда в пещере у Давида была возможность убить Шауля, он ей не воспользовался. Многие годы спустя Давид также не позволил убить Шими, сына Геры, который его поносил и проклинал, сказав, что «Господь повелел ему проклинать»).
Поэтому царь Давид удостоился стать четвертой «ножкой» Престола Всевышнего в нашем мире, наряду с тремя праотцами, чего не удостоились Моше, Аарон и Йосеф.
.
Раздел начинается родословием и заканчивается родословием. Вначале идет родословная Ицхака, сына Авраама: «Авраам породил Ицхака» (казалось бы, это излишне: если уже сказано, что Ицхак сын Авраама», не значит ли это, что «Авраам породил Ицхака»?!), за которой следует родословная его жены - «Ривка, дочь Бетуэля, арамейца из Падан Арама, сестры Лавана арамейца». Слово «арамеец» кажется лишним, потому что уже написано «из Падана Арама», поэтому, конечно, и Бетуэль, и его сын Лаван - арамейцы, почему же слово «арамеец» повторяется дважды? И почему Нахор, брат Авраама, здесь не упоминается?
В отличие от этого, в предыдущем разделе родословная Ривки была доведена до Нахора, с другой стороны, там не подчеркивалось, что она сестра Лавана: возможно, потому что когда дело доходит до сватовства, родственная связь с дедом важнее, чем с братом. А в конце раздела вновь перечисляются родственные связи Ривки: «И Ицхак послал Яакова, и он пошёл в Падан-Арам к Лавану, сыну Бетуэля арамейца, брату Ривки, матери Эсава и Яакова». Нахор здесь больше не упоминается, а Лаван появляется словно в тени своей сестры Ривки, матери Яакова и Эсава, между тем в начале главы она была в его тени – «сестра Лавана а. А завершается раздел родословием дочери Ишмаэля: «И пошел Эсав к Ишмаэлю и взял Махалат, дочь Ишмаэля, сына Авраама сестру Невайота, сверх жен своих себе в жены» (снова дочь в тени своего брата – Невайота). Но там родословие доводится ещё дальше – до деда, Авраама, чего нет в родословии Ривки, где не упоминается дед её Нахор. Таким образом, возникает впечатление, что акцент в этом разделе поставлен на теме братства. Эсав и Яаков - братья, Ривка и Лаван - сестра и брат, также как Махалат и Невайот: они влияют друг на друга, и их взаимоотношения отражаются на их детях.
В родословии Ривки повторяется слово «арамеец» («арами»). Трудно не заметить, что при перестановке его букв получается – слово «лжец» («рамай»). Это же слово повторяется и в конце раздела, когда Яаков идёт к Лавану арамейцу. Безусловно в разделе бросается в глаза тема лжи и обмана. Эсав живет обманом («ибо добыча в устах его»), но в разделе обманывает еще и Ицхак в истории с Авимелехом («Как же ты сказал, что она твоя сестра?»), и Яаков («Брат твой пришел обманом и взял твое благословение»). Она занимает центральное место и в следующем разделе, когда Яаков встречает Лавана, который обманывает его на каждом шагу, как в отношении его дочерей, так и в его стадах, а Эсав в конце нашей главы берет в жены дочь Ишмаэля, чтобы показаться праведником в глазах своего отца. В повествовании о переходе права первородства от Эсава к Яакову Писание также прибегает к словам-«перевёртышам»: рассказ заканчивается благословением, которое Яаков забрал у Эсава: благословение ("браха") и первородство ("бехора") связаны друг с другом и проистекают друг из друга.
Дихотомия, лежащая в основе нарратива в этом разделе, задается уже первыми его стихами, повествующими о родословии Ицхака и Ривки - «А вот порождения Ицхака, сына Авраама. Авраам породил Ицхака» - казалось бы, порождение Ицхака - это Яаков и Эсав, а не «Авраам породил Ицхака»? Но для того, чтобы понять, чему дал начало Ицхак, надо отметить, что Авраам, олицетворение меры милосердия ("Хесед") породил Ицхака, воплощающего в себе меру богобоязненности и самоограничения (Бог назван "страхом Ицхака"): неограниченная ничем жажда давать другим приводит к оскудеванию ресурсов и появлению рамок.
С другой стороны, Ривке также присуща мера милосердия, что провилось в описанном в предыдущем разделе испытании у колодца. Союз Ицхака и Ривки привел к рождению Яакова, который, с одной стороны, был чистосердечным человеком, «живущим в шатрах» до семидесяти семи лет - как и его отец Ицхак, олицетворение меры богобоязненности и самоограничения, а с другой стороны, унаследовал от своей матери способность иметь дело с такими лжецами, как Эсав и Лаван. Так, в возрасте семидесяти семи лет Яаков покидает шатер и с большим успехом действует в материальном мире.
В Яакове провляется мера «великолепия» ("Тиферет"), сочетающая в себе милосердие и самоограничение ("Хесед" и "Гвура"), сам же он словно воплощает в себе стремление к истине и внутреннюю цельность, как сказано: «Ты явишь истину Яакову» (Миха 7:20). Он был вынужден неоднократно прибегать ко лжи, но, тем не менее, ему присуще стремелние к истине, потому что ложь была для него лишь инструментом для борьбы с злодеями и не проникала в глубину его души, как говорится – «С чистым поступаешь Ты по чистоте его, а с хитрецом лукавишь» (Псалмы, 18:27).
На протяжении двадцати лет, прошедших со времени женитьбы, Ицхак просил Всевышнего за свою бесплодную жену, но Писание не говорит, что Ривка и сама молилась о детях. Между тем, впоследствии, когда молитва была услышала, и она забеременела двойней, она обратилась к Господу из-за того, что близнецы толкались у нее во чреве. Почему же она не делала этого раньше, полностью возлагая бремя молитвы на одного Ицхака? Ведь Всевышний отзывается и отвечает ей; более того, Он говорит с ней еще до того, как впервые обращается к Ицхаку: первое упомянутое в Торе обращение Бога к Ицахаку произошло уже после смерти Авраама, когда сыновьям Ицхака было уже по пятнадцать лет (Всевышний остерег его не переселяться в Египет во время голода). То есть, Всевышний говорит с дочерью Бетуэля-арамеянина, сестрой Лавана-арамеянина, раньше, чем с сыном Авраама. В сущности, Ривка – единственная женщина, о которой в Танахе сказано, что Всевышний говорил с ней напрямую (к Хаве и Мирьям Он обращался только в связи с наказанием, а с Агарью и матерью Шимшона говорил не Сам, а при посредстве ангела) – «и сказал ей Господь». Тем больше напрашивается вопрос – почему же Ривка не молилась о детях раньше, все те двадцать лет, что была бесплодной? Ведь для женщины это куда тяжелее, чем младенцы, толкающиеся в утробе.
Можно объяснить это, вернувшись к началу раздела, где говорится о происхождении Ривки, о ее близких родственниках-обманщиках. Вероятно, она боялась, что ее сыновья станут похожими на своего дядю, Лавана – обманщика (что и произошло с Эсавом). Подобно царю Хизкии, который пророчески узрел, что от него должен произойти злодей Менаше, и избегал супружеской близости, Ривка боялась просить о детях, чтобы они не стали злодеями. Но Ицхак, которому эти страхи были чужды, ведь он никогда в жизни не встречал ни Лавана, ни Бетуэля, мечтал о потомстве и молил о нем Господа. И потом, когда Яаков и Эсав родились и выросли, «померкли глаза его», чтобы не видеть истинный характер Эсава, оберегая святость и чистоту его души, которой не должны касаться даже мысли о возможности злодейства.
Поэтому, когда Ривка беременеет, и сыновья толкаются в ее утробе, усиливаются ее опасения, что они вырастут беспутными, и может быть, было ошибкой упорно молить о детях. Она говорит: «Если так, зачем же я?», - и ее слова можно прочитать как "зачем этот (плод) я?": быть может, ее опасения перед беременностью были оправданы, и в ее детях возобладают те порочные свойства, что присущи ее родне. Она идет вопросить Господа, ищет ответа, как сказано «вопросил я Господа и Он ответил мне» (Псалмы 34). Здесь опять проявляется активный характер Ривки, о котором мы говорили в предыдущем разделе – она не ждет развития событий, а проявляет инициативу.
В Танахе мы не встречаем более ни одной женщины, которая бы, подобно Ривке, шла вопросить Господа и требовать ответа на свои вопросы. И Господь отвечает ей, что ее опасения верны, но только частично: «Два народа во чреве твоем… и народ народа сильнее будет, и больший будет служить младшему».
Итак, молитва Ицхака была услышана, но и опасения Ривки подтвердились – один из сыновей будет праведником, а другой злодеем, «и больший будет служить младшему». Не сказано «старый будет служить молодому», потому что здесь «молодой» - это не младший по возрасту, ведь близнецы – ровесники, но «молодой, младший» - «цаир» от слова «мацэр» - «малый, малочисленный», («Вот, сей город… и он мал» (Берешит 19), или от корня «цаар» - «горе, огорчать». То есть, многие будут служить немногим или тем, которые огорчают их о слове Божьем. Но, возможно, и наоборот, ведь на иврите слова «больший будет служить младшему» можно понимать и так, что меньший будет служить большему, потому что на иврите порядок слов в предложении может меняться; например, сказанное: как «камень точит вода» (Иов 19), - означает, что вода стачивает камни, а не наоборот. Таким образом, фраза про Яакова и Эсава может быть истолкована двояко и на протяжении истории получит самые диаметральные воплощения: то, кто из них станет служить другому, будет зависеть от действий Яакова. О том же говорит Ицхак, благословляя Эсава – «И мечом твоим ты будешь жить, и брату своему будешь служить; но когда вознегодуешь, то свергнешь иго его ты со своей шеи».
О рождении Эсав сказано: «И вышел первый: красный, весь как плащ волосатый; и нарекли ему имя Эсав» - от слова «асуй» - «сделанный, завершенный», как взрослый человек, и так Эсава называют все окружающие, а не только родители. Но когда рождается Яаков – «держась рукою за пяту Эсава; и наречено ему имя Яаков». Здесь не сказано, кто дает имя Яакову, его отец Ицхак или Всевышний. Непонятно, почему бы не назвать его «Окев» - «обходящий, обгоняющий», ведь он уже родился, держась за пятку ("акев") брата, почему он именуется глаголом в будущем времени – «Яаков» - «он обойдет, обгонит»?
«И стал Эсав человеком, сведущим в звероловстве, человеком поля; а Яаков — человеком беспорочным, живущим в шатрах. И Ицхак любил Эсава, потому что дичь его была ему по вкусу; а Ривка любила Яакова».
Ицхак, полностъю поглощенный миром духа, любит сына, который целиком и полностью является человеком действия, а деятельная практичная Ривка любит второго сына — человека, отличающегося своим духовным складом. Это продолжение тех противоречий, о которых мы говорили выше.
Но больше всего обращает на себя внимание противостояние двух братьев, Эсава и Яакова. Их описание напоминает нам о самых первых братьях, Каине и Авеле. Каин назван земледельцем («овед а-адама»), между тем слово «адама» — «земля» — происходит из того же корня, что «адмони» — «красный», и это — цвет Эсава: «И вышел первый, красный… и нарекли ему имя Эсав»).
Эта упоминание красного цвета проходит через всю историю об Эсаве. Впервые мы сталкиваемся с ним сразу после рассказа о его появлении на свет; потом повзрослевший Эсав просит поесть «этого красного, красного» («адом, адом»), за что нарекается этим словом — Эдом, которое становится его вторым именем: «Поэтому дано было ему прозвание Эдом». После упоминания о цвете новорождённого Эсава назван другой его характерный признак: «весь, как плащ, волосатый» («саир»). Место проживания взрослого Эйсава — гора Сеир, и руки его «волосаты, как у козла» («козёл» на иврите — «саир»). В этом стихе проводится параллель с теми двумя козлами, которых используют для обряда искупления в Йом-Кипур: один «козёл для Господа» (в данном случае подразумевается Яаков, который надел козлиную шкуру для того, чтоб отец принял его за Эсава), а второй — «козёл для Азазеля» (аллегория, указывающая на Эсава, от которого произошли Амалек и его ангел-покровитель, источник духовной нечистоты. В книге «Ваикра» содержится запрет приносить жертвы козлам – видимо, такие языческие обряды практиковалась в древнем Египте.
Эсаву противопоставлен Яаков — беспорочный, прямодушный человек, живущий в шатрах. Он подобен Авелю. Про Авеля сказано, что он был пастухом, между тем связь между пастухами и жителями шатров установлена в стихе: «И родила Ада Явала; он был отец живущих в шатрах со стадами» (Берешит, 4:20) .Оба, Каин и Авель, принесли дары Всевышнему: Каин — из плодов земли, а Авель — из первенцев домашнего скота и из их тука. Всевышний принял дар Авеля, а на жертвы Каина не обратил внимания. Ключевые, решающие понятия этого рассказа — первенцы и приобретение, лежашее в основе имени Каин. Впоследствии Каин убил Авеля, когда они "были в поле" (Берешит. 4:8).
Можно указать на ряд концептуальных и структурных параллелей между историей Каина и Эвеля и рассказом про Эсава и Яакова. В нашем разделе Эсав отправляется в поле, чтобы принести своё подношение отцу, а Яаков приходит к своему отцу с кушаньем, приготовленным из домашнего скота, и со своим правом — первородством, правом первенца, приобретенным у Эсава. Ицхак благосклонно принимает подношение Яакова, но не Эсава, который опаздывает со своим даром. Из-за этого Эсав заявляет о намерении убить брата — подобно тому, как Каин убил Авеля. Но в нашем разделе на помощь приходит мать братьев, Ривка, и Яакову проиходится, чтобы не погибнуть, бежать в Арам Наараим. Для того, чтоб избежать судьбы Авеля, он вынужден, подобно Каину, быть изгнанным из родных мест и скитаться.
Каин не потрудился принести в дар Всевышнему первые плоды своей земли, в отличие от Авеля, принесшего в жертву первенцев из своего скота. Эсав пренебрёг правом первородства, продав его за чечевичную похлёбку, красную, как он сам. Поэтому Эсав лишился благословения, право на которое проистекает из права первородства; Яаков, сознававший ценность и значение первородства, получил благослословение.
«И сварил Яаков кушанье». Один из синонимов, означающий приготовление пищи, который Тора выбирает в данном случае из множества других — слово «язэд». Оно напоминает слово — «задон», означающее умышленный проступок, злоумышление.
Действительно, на этот раз Яаков переступает через собственную чистоту и кротость и совершает сознательный обман — во имя высшей цели. Он по-прежнему держится за пяту Эсава, как это было при их рождении, удерживая и обманывая брата, которому их отец оказывает предпочтение, потому что «дичь его была ему по вкусу».
Так же, как Эсав обманывает отца, Яаков прибегает к уловкам, чтоб помешать Эсаву получить первородства и затем — благословения. Он «держит его за пяту», поспевая первым, готовит ему похлёбку, чтоб купить у него первородство. Всё это Яаков делает ради высокой цели — ради получения права первородства, которое станет источником благословения для его потомства во всех поколениях. Ради этой цели Яаков готов превозмочь собственное прямодушие и врождённую тягу к правде. Его личное испытание заключается в том, чтобы доказать: та правдивость, которой он отличается — не простое следствие его естественных склонностей, а сознательный выбор — желание следовать законам Всевышнего. Поэтому, когда по воле Всевышнего, следует превозмочь его тягу к правде, он должен пройти это испытание. Так Авраам во время своих десяти испытаний должен был, по велению Всевышнего, преодолеть своё врождённое милосердие.
Поэтому имя «Яаков» в переводе с иврита имеет форму глагола будущего времени: «будет следовать» и «обойдёт». Это будущее время как будто обещает, что, несмотря на те качества Яакова, о которых нам рассказывается в данный момент, в будущем он окажется способен на совершенно неожиданные слова и поступки. Сейчас он, следуя своим естественным склонностям, кроток и простосердечен, но если от него потребуется обойти Эсава и Лавана — то он «яаков» — обойдёт!
Эсав жалуется на брата: «Не потому ли зовут его Яаков, что он облукавил меня уже два раза?» Но в будущем Яаков получит ещё два имени — Израиль и Йешурун. Оба этих словах имеет тот же корень, что слово «йашар» — прямой, честный, антоним слову «иква» — уловка, обходной маневр.
Когда герои нашего раздела, которые противопоставляются друг другу по своим духовным качествам, выражают сходную мысль или чувство, они прибегают к разному способу выражения. Таким образом, слова, которые ими выбираются, в значительной степени характеризуют их самих. Когда Ривка, измученная борьбой двух ещё не рождённых младенцев в её утробе, спрашивает, зачем ей дано такое испытание, она для выражения сомнения пользуется словом «анохи» — «я», от которого происходит слово «анохиют» — «эгоизм». Сопряжённое со словом «зачем», оно звучит как отрицание постоянного стремления брать, получать для тебя, ставить себя в центр происходящего. Дословно её вопрос звучит: «зачем же я?»
В противоположность Ривке, Эсав, говоря о своём первородстве, спрашивает: «Зачем же мне первородство?» Тот же самый вопрос задан в иной форме. И сам вопрос Эсава означает совсем иное — отказ от своего предназначения, важность которого меряется единственным критерием — нужно ли это «мне», «для меня». С таким подходом благословение оказывается действительно ненужным для Эсава, которому намного важнее сиюминутное. Зачем первородство, какой прок от духовных ценностей, если нужно жить здесь и сейчас, и можно немедленно получить то, чего больше всего хочется в этот момент. Просьба «Дай мне поесть...» сопровождается словом «на», обычно придающим глаголу просительный оттенок или усиливающий просьбу. Кроме этого значения, частица «на» также является самостоятельным словом, имеющим два значения - «сырое» и «сейчас». Подобно тому, как голодный человек готов есть сырое мясо немедленно, чтобы не ждать, пока приготовится «это красное, красное» — так любое эгоистическое нетерпение (получить желаемое любой ценой!) не выносит промедления.
Эсав, в отличие от Ривки и Яакова, выбрал эгоизм, медлить и терпеть он не может.
Поэтому Эсав, говоря: «Я устал», использует всё это же слово «анохи», которое означает и «я», и «эгоистичный». «Мой эгоизм утомлён, он требует немедленного подкрепления, неважно, каким образом, пусть это будет за счёт этих непонятных духовных ценностей — первородства и благословения».
Таким образом, Эсав живет настощим моментом. Он не думает о будущем, и поэтому задумывается о пользе от благоловений и первородства только, когда это становится актуальным. Тогда он начинает предъявлять претензии: "Первородство мое он взял, и вот теперь взял благословение мое". Точно также, ощущая страшный голод, он не пытается сам приготовить себе еду, но требует, чтобы его накормили, напичкали едой, как животное, не пытаясь даже узнать, что это за красная похлебка и из чего она сварена. Его потребности требуют немедленного удовлетворения.
Яаков являет собой полную противоположность Эсаву. Он мог с безграничным терпением дожидаться, пока пройдут семь лет работы за Рахель, он умеет откладывать удовлетворение своих желаний, если того требует ситуация, и просчитывать резльтаты свои поступков намного вперед. Так в нашем разделе он приобретает первородство за несколько десятков лет до появления возможности извлечь пользу из этого приобретения – получить благословения. Эсаву всю жизнь не терпится; поэтому он даже первым выходит из материнского чрева. Яаков следует за ним, держась за его пяту. Это продолжается всю жизнь. Яаков следует за Эсавом по пятам, терпеливо дожидаясь своего часа и ошибки Эсава.
Авраам умирает, когда Ицхаку исполнилось 75 лет. Тогда Господь впервые открывается Ицхаку – в точности в том же возрасте, в каком был Авраам, когда Всевышний впервые обратился к нему. Ицхак сталкивается с голодом в стране в том же возрасте, в каком оказался в аналогичной ситуации Авраам. Однако если Аврааму Бог говорит "иди", к Ицхаку Он обращается с повелением: "Поселись в земле.... Поживи в этой земле". Ицхак остается в стране Израиля и поселяется в Гераре. В возрасте 75 лет Авраам получает повеление оставить свою семью и переселиться в страну Ханаан. Это тяжело милосердному человеку, для которого семейные связи имеют значение. С этого начинается ряд испытаний, которые призваны выяснить, является ли милосердие Авраама исключительно чертой характера или результатом сознательного выбора. Поэтому от него требуется совершать действия, противоречащие его естественной склонности к милосердию. Точно так же Ицхак в том же возрасте подвергается испытаниям, призванным прояснить характер присущей ему склонности к богобоязненности и самоограничению. Вся его жизнь до этого протекала в тесном круге семьи, он был склонен к уединению и практически не контактировал с окруждающими народами. Сейчас от него требуется поселиться в Гераре (правда, то были филистимляне, а не ханаанейцы, но для Ицхака и это являлось испытанием), столкнуться с враждебной средой и развить в себе новые качества.
В самом деле, сразу же по прибытию в Герар огн отвечает на вопрос о своей жене: "Она сестра моя". Как мы объясняли, Ривка, несмотря на свой сильный характер, полностью подчиняется Ицхаку, буквально трепеща перед ним. Это началось с их первой встречи, когда она, увидев его, упала с верблюда. По прошествии долгого времени жизни в Гераре Ицхак постепенно развивает социальные навыки и приспосабливается к среде. В Гераре он воплощает в жизнь потенциал своего имени, буквально означающего "засмеется" – смеется, или играет с Ривкой (Берешит, 26:8). Это завершает его трансформацию. Ицхаку удается преодолеть свой характер и развить в себе качество милоердия, требующее умения контактировать с окружающим миром, подобно тому, как Аврааму пришлось научиться преодолевать присущее ему чувство милосердия, ради исполнения Божьей воли.
Если до этого Ицхак жил за счет имущества, оставленного ему отцом, которй занимался в основном скотоводством, теперь он начинает обрабатывать землю. Все его начинания имеют огромный успех: "И сеял Ицхак в земле той и получил в тот год во сто крат. И стал великим сей человек, и возвеличивался больше и больше" . А когда филистимляне стали завидовать ему и их царь Авимелех потребовал от него покинуть их землю ("Уйди от нас ибо ты гораздо сильнее нас"), Ицхак переселяется в долину Герарскую и восстанавливает там три колодца, которые некогда были выкопаны его отцом, но затем завалены филистимлянами. Это является символическим выражением завершения процесса внутренней трансформации, поскольку вода – знак милосердия.
Ицхак выкапывает еще три колодца, а затем переселяется в Беэр-Шеву – в те края, где когда-то жил вместе с Авраамом. Ихцак внутренне изменился и, став человеком милосердия, показал, что присущее ему стремление к уединению и самоограничению является результатом сознательного выбора и не порабощает его, полностью направляя его поступки. Тогда Гоподь открывается ему и благословляет его – на сей раз не просто как сына Авраама, как то было во время прошлого откровения, но ради его собственных достижений. Именно тогда Ицхак воздвигает в Беэр-Шеве алтарь и призывает имя Господа. Авраам не строил алтари в стране филистимлян, поскольку его миссия состояла в жизни среди ханаанейцев, чье общество пало гораздо более низко и погрязло в тяжких грехах. Поэтому он устанавливал жертвенники в Шхеме, Бейт-Эле, Хеврона и на горе Мория. Но для Ицхака, выросшего в уединении и почти не контактирующего с окружающем миром, филистимляне были не меньшим испытанием, чем ханаанейцы для Авраама, поэтому он построил жертвенник в стране филистимлян, там где Авраам только посадил тамариск (Берешит, 21:33), призвав имя Господа. Затем Ицхак выкапывает там еще один, седьмой, колодец, и данное Авраамом тому месту имя Беэр-Шева - "колодец клятвы", по клятве принесенной Авраамом и Авимелехом, - получает новое згначение: "колодец семи". Название, данное Авраамом, не привилось, так же как и распался заключенный им с Авимелехом союз, и его сын был изгнан из Герара, однако название, данное Ицхаком сохранилось в веках: "Посему имя городу тому Беэр-Шева до сего дня".
В результате Авимелех предпочел помириться с Ицхаком, заключив союз и с ним. Они приносят взаимные клятвы в Беэр-Шеве однако Ицхак, наученный горьким опытом, не полагается на царские посулы. Поэтому он заново называет то место Беэр-Шевой – не из-за клятвы ("ШВуА"), но в соответствии с семью ("ШеВА") атрибутами, котрыми был сотворен мир (см. об этом в комментарии к разделу "Берешит").
Теперь Ицхак уже осознает недостатки своего сына Эсава, поскольку, обретя качество милосердия, он научился распознавать в людях отрицательные качества, - как это было в Гераре. Поэтому , когда Эсав женится на хеттийках (видимо, из хеттийцев, проживавших в Хевроне – тех, что продали Аврааму пещеру Махпела), в возрасте сорока лет, том же, что и его отец, это уже не вводит Ицхака в заблуждение: женитьба Эсава огорчает Ицхака и Ривку, причем Ицхак назван первым, несмотря на то, что речь идет о его любимом сыне.
Но как же можно объяснить, что Ицхак, когда он состарился и зрение его померкло, решает благословить именно Эсава, а не Яакова? Ведь он уже понял, что Эсав не станет его преемником; как же он благословляет его быть «господином твоему брату, и сыновья матери твоей поклонятся тебе», - ведь таким образом он обрекает народ Израиля на вечное подчинение Эдому?
Для ответа на этот вопрос вернемся к началу раздела, к параллели между Эсавом и Яаковом, с одной стороны, и Каином и Авелем, с другой. Всевышний не принял жертвы Каина, однако только с ним Он говорил и только его вразумлял: «И сказал Господь Каину: ... если станешь лучше, прощен будешь, а если не станешь лучше, то у входа грех лежит» (Берешит 4:6-7); а с Авелем вообще не говорил. Из этого следует, что именно Каин, земледелец, занимающийся низменным трудом – обработкой земли, мог улучшить свою природу («если станешь лучше»), и в этом случае он бы поднялся выше Авеля, - ведь чем больше желание получать, тем сильнее окажутся самоотдача и способность давать, если только удастся обратить его на исполнение Божьей воли и на благо другим. Именно от Каина могло ожидаться большее, и поэтому именно с ним говорил Всевышний, чтобы его исправить его. Если бы Каин вернулся на путь истинный, его исправленные пороки обернулись бы духовными достижениями, и он достиг бы более высокого уровня,чем Авель, который от природы стремился к духовности и поэтому не подвергался столь тяжелому испытанию.
Так же рассуждал Ицхак: именно Эсав, если преодолеет свои низменные наклонности, поднимется на более высокую ступень, чем Яаков, и поэтому Ицхак предоставляет Эсаву возможность исправиться. Пусть исполнит заповедь почитания отца и приготовит ему угощение, освятив тем самым свое занятие охотника: он станет охотиться не для самого себя, а для отца и таким образом превратит свое желание получать в готовность отдавать. В результате он станет пригодным для получения благословения и сможет стать преемником Ицхака и Авраама, которые также преодолели свою природу и естественные наклонности. В то же время Яаков, человек беспорочный, не обуреваемый страстями, напоминал Ицхаку Авеля, которому не было суждено пройти тяжелое испытание и который не оставил после себя ничего. Когда Яаков, притворившись Эсавом, приходит за благословением, Ицхак говорит: «Голос – голос Яакова, а руки – руки Эсава», полагая, что перед ним Эсав, выдержавший испытание, и поэтому, хотя наружная сторона его осталась прежней («руки Эсава»), характер («голос») изменился, это более высокая ступень, нежели высокая духовность, стремление к которой присуще человеку изначально и ради достижения которой ему не приходится преодолевать свою физическую природу.
Но Ривка знала, что Эсаву свойственно лицемерие и он вовсе не намерен исправляться, и все его поведение по отношению к Ицхаку – это фальшь. Она лучше разбиралась в подобных качествах, поскольку выросла среди обманщиков. Ривка была уверена, что трудное испытание предназначено именно Яакову: он должен преодолеть свою прирожденную правдивость. Она, праведница, выросшая в доме мошенников и лицемеров, хорошо понимала, как тяжело это испытание – правдивому, честному Яакову идти на обман, притворяться ради благой высшей цели. Она знала, что это испытание освятит внутреннее стремление к истине, неизменно характеризующее Яакова. А когда Ицхак, в конце концов, раскроет обман, он поймет, что недооценивал Яакова и что тому предназначено испытание, еще более трудное, чем Эсаву: ведь честному человеку обмануть еще труднее, чем мошеннику – на короткое время повести себя честно.
Когда Ицхаку стало ясно, что он ошибся, и Яаков притворился Эсавом, его охватил сильный трепет, он понял, что все время ошибался в Яакове, и вместо того, чтобы проклясть его за обман, сказал Эсаву – «Пусть же будет он благословен». А когда Эсав «возопил воплем великим и горьким до чрезвычайности» и попросил ему тоже дать благословение, Ицхак ответил: «Пришел брат твой с обманом и взял благословение твое» - то есть Яакову полагалось благословение за обман, доказавший, что он является правдивым человеком не только по своей природе, но и из-за осознанного выбора, и поэтому способен преодолеть своё врожденное стремление к правде и пойти на ложь во имя Небес. Ицхак также преодолел свойственную ему склонность к уединению и самоограничению, когда в этом была необходимость. И именно благодаря тому, что праотцы смогли сверхчеловеческими усилиями полностью изменить свою натуру, они были избраны стать опорой "Божественной Колесницы" – «ножками» Престола Всевышнего, основой Его присутствия в этом мире.
И поэтому, когда Ривка говорит Ицхаку: «Надоела мне жизнь из-за дочерей хеттийских; если Яаков возьмет жену из дочерей хэтийских, как эти … то к чему мне жизнь?» (н не сообщает ему, что Эсав хочет убить Яакова), Ицхак зовёт Яакова и благословляет его (не напоминает об обмане, не обвиняет его, а, напротив, благословляет), повелевая, как когда-то Авраам повелел своему рабу, не брать жену из дочерей ханаанских - «Встань, пойди в Падан-Арам, в дом Бетуэля, отца матери твоей, и возьми себе оттуда жену из дочерей Лавана, брата матери твоей» - поскольку ты способен обманом справиться с обманщиками, пойди и возьми себе жену, выросшую среди обманщиков и оставшуюся праведницей, подобную Ривке, выросшей в семье обманщиков. Ицхак подчеркивает – «отца матери твоей», «брата матери твоей», поскольку именно Ривка доказала, что из такой семьи может выйти праведница, имеющая опыт противостояния злодеям. Ведь сам Ицхак, выросший среди праведников, чуть не ошибся в том, кому именно, Яакову или Эсаву, следует передать благословение Авраама – «И да даст тебе благословение Авраама, тебе и потомству твоему с тобою, чтобы тебе наследовать землю пребывания твоего, которую Б-г дал Аврааму» - и едва не благословил Эсава, не достойного этой миссии.
Сказанное, что Яаков отправился к «Лавану, сыну Бетуэля арамейца, брату Ривки, матери Яакова и Эсава», показвает, что Лаван словно отодвинулся на второй план по сравнению со своей сестрой Ривкой, матерью Яакова и Эсава (Яков предшествует Эсаву), после того как она родила Яакова. А в начале этого раздела про Ривку было сказано - «сестра Лавана арамейца» - то есть до рождения Яакова ее способность полностью победить те пороки, которые столь наглядно воплотились в ее брате, не была доказана, так как у неё могли родиться дети, такие же, как её брат.
Далее говорится о дополнительной ошибке, сделанной Эсавом – вместо того, чтобы развестись со своими ханаанскими женами, которые были «противны глазам Ицхака, отца его», он идет к Ишмаэлю и берет «Махалат, дочь Ишмаэля … сестру Невайота, сверх жен своих себе в жены». Даже когда Эсав действительно хочет сделать что-то хорошее в глазах отца, его действия извращают его намерения. Ему следовало бы развестись с предыдущими женами, и взять себе новую жену из дочерей Лавана, но вместо этого он берет себе еще одну жену из дочерей Ишмаэля. Если бы Ицхак считал, что дочери Ишмаэля достойны стать женами его сыновей, то он отправил бы Яакова к дочерям Ишмаэля. Эсав поспешил и, вместо того чтобы отправиться в долгий путь, ведущий в Арам Наараим, предпочел взять жену из близлежащей местности. Этим он доказал свою нетерпеливость, уже проявившуюся ранее при продаже первородства. Но чем же была плоха дочь Ишмаэля, который к тому моменту уже раскаялся и изменил свое отношение к Ицхаку? Она была сестрой Невайота, не являвшегося праведником.
То, чего не удалось Эсаву, смог совершить Давид. Оба они названы красными - про Эсава сказано: «И вышел первый весь красный», - а про Давида написано: «Красноватый, с красивыми глазами» (Шмуэль I, 16). Оба они родились под знаком Марса, а у родившихся под этим знаком есть склонность к кровопролитию. Но, в отличие от Эсава, Давид сумел преодолеть свою природную склонность и использовать её только для войн Бога с врагами Израиля, но не для достижения личных целей (Это доказывается случаем с Шаулем, преследовавшим Давида и желавшим его уничтожить. Когда в пещере у Давида была возможность убить Шауля, он ей не воспользовался. Многие годы спустя Давид также не позволил убить Шими, сына Геры, который его поносил и проклинал, сказав, что «Господь повелел ему проклинать»).
Поэтому царь Давид удостоился стать четвертой «ножкой» Престола Всевышнего в нашем мире, наряду с тремя праотцами, чего не удостоились Моше, Аарон и Йосеф.
.
